Как меряться древностью языков

[artyom_ferrier]

В научном смысле — это довольно дурацкое занятие, выяснять, чей язык «древнее».

Ибо есть языки действительно древние — в том понимании, что на них говорили в древности, а теперь не говорят. Скажем, аккадский язык или эламский. Ну или такие языки, которые используются и сейчас в некоторых случаях, но намеренно законсервированы по состоянию многовековой давности, как латынь или санскрит.

Есть языки молодые, созданные в новое время, а до того не существовавшие вовсе. Скажем, эсперанто или идо. Хотя и они, честно признаться, создавались не с нуля, а вбирали в себя лексику из существующих языков.

Но вот когда речь идёт о живом современном языке, который естественным образом развивался на протяжении истории — как-то вовсе нелепо говорить о его «древности», особенно, в сравнении с другим таким же современным живым языком.

Что бы могла означать сия «древность»? Что он происходит из глубин времён?

Ну так все живые языки оттуда происходят. Из таких глубин, что процентов на девяносто их история таится во мраке. Более-менее уверенно отслеживать их пути мы можем где-то так тысяч на пять лет, много десять.

То есть, мы можем кое-как реконструировать общий праиндоеровпейский, но вот «ностратический», который был бы предком также для семитских, тюркских и финно-угорских — это уже область довольно умозрительных гипотез. Сейчас учёные с некоторой долей убеждённости могут лишь утверждать, что такой общий предок был(!) когда-то у этих языковых групп, тысяч двадцать лет назад, но вот на что он был похож — это… темна водица в облацех. И Иллич-Свитыч, конечно, был гений, что даже стихи писал на ностратике, но вовсе не факт, что их бы поняли те ребята двадцать тысяч лет назад.

Ну и в этом свете — какую смысловую нагрузку может нести вопрос вроде: «Какой язык древнее, русский или арабский?»

Они оба — потомки одного языка, который существовал два десятка тысячелетий тому назад. Но и он — не был первым языком на земле. Даже близко нет. Сейчас уж нижняя граница членораздельной речи у гоминид — сдвигается куда-то на сотни тысяч лет.

Более-менее уверенно можно говорить о самом древнем искусственном(!) языке.

Он был разработан где-то двенадцать тысяч лет назад в области Золотого Полумесяца, одновременно с земледельческим бумом в ходе Неолитической революции.

Люди сделались очень зависимы от сохранности собранных урожаев зерна, поэтому охотно приняли помощь высшей расы, согласившейся посодействовать с защитой амбаров. И тогда эта раса создала специальный язык, чтобы отдавать команды двуногим.

Да, между собой — кошки не мяукают.

Мяуканье — появилось именно как искусственный язык. Но нельзя сказать, чтобы он впечатлял богатством лексики и грамматической изысканностью. Впрочем, язык расы господ для общения с прислужниками — и должен быть достаточно прост.

Возвращаясь же к человеческим естественным языкам, пожалуй, говорить можно лишь о том, в какой степени сохраняются в некоем современном языке те или иные черты, доставшиеся от языка-предка. То есть, под «древностью» здесь можно подразумевать «консервативность».

И если это повод для гордости — то, в общем-то, несложно обосновать, что один из современных языков «древнее» другого.

Давайте немножко поэкспериментируем. Давайте докажем, что русский — самый древний из индоевропейских языков (хотя бы — индоевропейских),

Возьмём одно из самых таких «центровых» слов в любом языке, относящееся к «ядерной лексике». Слово, обозначающее центральное светило нашей планетарной системы.

Если посмотреть на его обозначения в современных европейских языках, то нетрудно заметить, что они, безусловно, одного корня. Все эти слова начинаются на so- или что-то вроде (в кельтских, вроде, уже другой корень — но я мало знаком с кельтскими).

И вот в романской ветви это пляски вокруг sol-, а в германской — вокруг son-.

Лингвистика учит, что в этом случае можно заподозрить в языке-предке такую форму, которая бы сочетала «л» и «н», а потом — распалась в разных ветвях.

И вот в русском — прекрасным образом сохраняется эта единая форма, прошедшая где-то так через пяток тысячелетий - «солнце».

Да, мы так не произносим это слово, «л» проглатывается. Но в однокоренных-производных — всё же звучит: «солнечный», «солнышко». Поэтому и сохранилось на письме (в отличие даже от близкородственного украинского, где письменная форма всё же редуцировалась до «сонце»; да, здесь русский — однозначно «древнее»).

А теперь докажем, что, наоборот, английский древнее русского.

Возьмём другое слово из «ядерной» лексики - «месяц».

Очень созвучно испанское mes и итальянское mese.

Хотя в исходной для них обоих латыни — фиксируется форма mensis.

А в немецком — Monat.

И вот когда в каких-то родственных языковых ветвях образуется «н», а в других оно растворяется в гласной — можно предположить, что в исходном варианте был носовой звук.

Но в русском, как видим, от этого носового «н» - ничего не осталось. Месяц и месяц. И ни в каких производных не всплывает ничего «менсячного».

А вот в английском — форма куда ближе к тому, что могло быть в исходном ПИЕ (и что фиксируется в латыни), month.

А теперь докажем, что русский древнее, поскольку более бережно обращается с доставшейся в наследство от ПИЕ ядерной лексикой.

Вот нет ничего более ядерного, чем счёт до пяти. Уж эти-то словечки-числительные имеются в любом сколько-нибудь развитом обществе, где хоть рыбой торговать научились.

И вот в русском — всё чётко. Один-два-три-четыре-пять.

Это всё древние индоевропейские слова, с выверенной родословной и хорошей репутацией.

В германских же — проблемы начинаются уже с четвёркой.

Да, ихнее «фир» или «фо(р)» - это тоже родич нашего «четыре», но вот — изрядно скособоченный под влиянием пятёрки. Где у них по закону Гримма первый звук ушёл в «ф» - фюнф, файв.

Замечу, «н» в германском «фюнф» - это вот то самое наследие исходного носового, назального, который в русском сначала обозначался юсом малым, а потом ушёл в «я».

Поэтому и в греческом нашему «пять» соответствует «пенте».

А вот в латыни… Там херня какая-то получилась.

Там, наоборот, пятёрка видоизменилась под влиянием четвёрки («кварт-», что соответствует нашему «четыре»). И получилось, вдруг откуда не возьмись, «квинт-».

В общем, что германцы, что романцы — они и до пяти толком не сподобились считать, используя древнюю лексику — всё-то перекорёжили. В то время как в русском — почти полнейшая её сохранность.

А теперь докажем, что английский древнее русского, используя счёт от пяти до девяти.

Вот во всех западноепропейских языках девятка — это что-то на «н». «Нойн», «найн», «нуэве», «нёф», что-то вроде.

И только в славянских — берётся откуда-то это дурацкое «девять». Как некое «недодесять».

Да и восемь в русском — тоже какое-то левоватое.

Нет, поскольку ещё ухватывается форма «осьмь» - мы понимаем, что первая «в» - это декоративная «нашлёпка», а так-то корень единый со всеми прочими европейскими «ахт», «ейт», «очо», «уи». Но вот что оно именно «осьмь» - это ж явно влияние предшествующей «семь».

Вывод: древние славяне ещё справлялись со счётом до пяти, но уже очень волновались и путались, когда приходилось считать дальше, до десяти.

А германцы и италики, наоборот, зарубались на четвёрках и пятёрках, но потом собирались с духом и могли оттарабанить до десяти почти что «по-древнему».

А теперь докажем нестабильность русского, поскольку он пренебрежительно относится к своей ядерной лексике. К которой безусловно относятся наименования ключевых телесных органов.

Вот практически во всех современных индоевропейских языках органы зрения именуются словом, восходящим к единому праиндоевропейскому корню.

Да, вот английское «ай», испанское «очо», немецкое «ауге» - это всё когнаты, слова одного происхождения.

Как и русское «око» - но в современном-то русском оно отошло в «архаичный» пласт, сменившись новомодным «глаз» (что вообще означало «стеклянный шарик»). Хотя даже в украинском — всё-таки до сих пор сохраняется «око» как основное слово для обозначения глаза.

Ну и так же можно «инсинуировать» вокруг слова «отец» вместо «патер» (или чего-то вроде).

Да это бесконечная может быть игра в «доказательство древности» того или иного языка.

Но если говорить о некой сумме архаичных черт, то, в общем-то верно, что английский последние пару тысячелетий развивался наиболее динамично, по объективным историческим и географическим причинам, а славянские, особенно восточнославянские — долгое время пребывали в этакой «дремотной неге» и потому видоизменялись не столь стремительно.

Впрочем, в традиционной индоевропеистике эталонно «тормозным» (а потому и сохранным) считается даже не древнерусский, а литовский.

Но на самом деле — всё относительно. Где-то одни «реликтовые» черты сохранились, где-то другие.

И это всё очень интересно для лингвистических исследований, но когда переносится в какую-то политическую плоскость — становится смешно. Как стишок из моего детства: «Возле города Майами контрас мерились… лингвами».

Так-то, может, человечество и вовсе перешло бы на что-то вроде Эсперанто — но, в действительности тут есть свои подводные камни. Он — слишком продуманный, слишком стройный, слишком стерильный. Как могла бы быть идеальная барышня-робот с безупречным латексом сисек. А живые языки — любят за их вздорную каверзность и норовистую иррегулярность.

Впрочем, это уже другая тема.