![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
artyom_ferrierПослушиваю временами Солонина, цикл про войну на Восточном Фронте.
Возможно, я не прав, но у меня складывается такое ощущение, что чем больше он углубляется в материал (а делает он это очень дотошно) — тем больше склонен подвергнуть некоторой ревизии собственную гипотезу о главной причине поражений РККА в «начальный период».
Гипотеза же состояла в том, что, де, советские граждане вовсе не хотели воевать за Советскую Власть, а потому и особо не сопротивлялись немцам (покуда не поняли, что те — ещё хуже), вот РККА и рушилась, как карточный домик, несмотря на изрядное материальное превосходство.
Думаю, Солонину просто хотелось думать о людях хорошо.
То есть, с позиции современного цивилизованного человека — естественно, большевики и их власть — это такая дрянь, сотворившая столько зла в захваченной ими стране, что, вроде бы, никто и не должен был в здравом уме сражаться за них и их власть.
Но когда я читал солонинскую «Бочку и обручи» - всё же задавался вопросом: «А как он себе видит психологический и умственный портрет среднего красноармейца образца июня сорок первого?»
Начать с того, что Красная Армия, непосредственно встретившая немецкое вторжение — была очень молодая.
Это потом уже мобилизованы были возраста за десятилетия, но тогда — это была призывная армия, состоящая преимущественно из вчерашних школьников.
И это были школьники, выросшие при Советской Власти, состоявшие в пионерах, а многие — и в комсомоле.
Пусть не все они были ярые фанатики коммунизма, но всё же — они прошли изрядную индоктринацию, изрядную обработку, и если носили в себе какую-то «крамолу» - то вот, наверное, где-то очень глубоко внутри, и считанные единицы таких оказывались в Красной Армии.
Да, были, наверное, и убеждённые противники Советской Власти среди молодых людей, какие-нибудь дети раскулаченных или репрессированных (да и те далеко не все становились «мятежниками») — но у них, наверное, тогда были возможности просто не пойти в Красную Армию. Она, конечно, призывная — но она тогда не испытывала трудностей с комплектованием, поэтому откос, вероятно, не представлял сложности.
Ну и были ещё более зрелые люди, пришедшие по БУС, большим учебным сборам, что-то около 800 тысяч их влилось незадолго до Войны — но это уж точно были не какие-то «недобитые кулаки» или «скрытые предводители дворянства», это были, всё больше, люди партийные и надёжные.
Вообще же, армия тогда — многими молодыми людьми рассматривалась как некий «трамплин» в жизни. Особенно — выходцами из деревенского убожества, где уж точно никаких приятных перспектив. А в армии — ну, можно как-то зацепиться, как-то проявиться, куда-то вырваться.
Тем более такая мотивация была характерна для молодых красных командиров. Они могли быть и не очень «идейными», но офицерство в любой армии – это прежде всего «амбициозные карьеристы» (во всяком случае, лучшая часть офицерства — такова).
Для таких людей просто так взять и дезертировать из армии, при малейшем приближении врага — ну, это похерить карьеру (если даже отбросить какие-то высокие идейные соображения и хотя бы элементарное бойцовское самоуважение).
Да и потом, немаловажный вопрос.
Допустим, даже оказались в РККА персоны, которые ненавидят Советскую Власть, спят и видят, чтобы её сковырнули, а потому и не хотят её защищать.
Но вот в какой момент в июне сорок первого они должны были понять, что — вот оно, свершилось. Сейчас немцы навалятся — и большевикам капут.
То есть, где-нибудь в октябре под Вязьмой — такие мысли вполне были бы понятны.
Но в июне близ границы?
И пусть даже этот гипотетический красноармеец не любит Советскую Власть и не хочет за неё драться — но с чего он тогда-то должен был верить в её крах и в немощь Красной Армии, чтобы бросить винтовку и убежать (а тем более — застрелить своего командира и комиссара)?
А ведь дезертирство — это довольно серьёзный поступок.
Тем более серьёзный — обратить оружие против своего начальства. Это требует изрядной решимости и инициативности, так скажем.
На такое можно пойти, только если пребывать в абсолютной уверенности, что — всё, кранты Советам, и тебе за это не воздастся.
Но в первые дни и недели Войны – а с чего бы такая уверенность?
Ну как сейчас подтянутся подкрепления, отбросят немцев — да и начнут разбираться, кто как себя вёл?
Другое дело, когда солдаты просто неважно обучены, особенно — не подготовлены держать оборону, а потому могут элементарно запаниковать при вражеском натиске и побежать, уже ни о чём не думая.
И такая проблема, скверная подготовка личного состава к оборонительным боям — в общем-то, отмечалась всеми мемуаристами и многими историками.
И в это можно поверить. Действительно, тематика учений превалировала наступательная, а оборона — не должна была быть такой, чтобы срывать эффектные танковые прорывы.
Но главная всё же проблема РККА в сорок первом, видимо, была в общей слабости командования на всех уровнях, от генеральского до унтер-офицерского.
То есть, здесь – немцы явно имели серьёзное превосходство.
И тут причины вполне очевидны.
Если посмотреть биографию любого генерала Вермахта — окажется, что в Первую Мировую он был где-нибудь капитаном-майором, командовал батальоном или полком, ну или занимал штабную должность на дивизионном-корпусном уровне.
В РККА — много оставалось людей, имевших опыт в Первую Мировую на сколько-нибудь солидных офицерских должностях?
Значительная часть таких — сразу оказалась в Белых, и то ли погибла в Гражданскую, то ли эмигрировала.
Кто же пошёл к Красным, в «военспецы» - ну, по-разному складывалось.
Шапошников, вон, вполне себе дожил до больших маршальских звёзд.
Но его пример, можно сказать, довольно уникальный.
А так — кто в операцию «Весна» погорел, кто позже под раздачу Большого Террора попал.
Были, конечно, командиры, выдвинувшиеся в Гражданскую на Красной стороне. Но и этих — тоже изрядно проредили.
Да и в любом случае, Гражданская война была весьма такая специфическая, её «полупартизанский» и «нищебродский» опыт мог иметь сомнительную ценность для «регулярной» войны с серьёзным, индустриально мощным противником.
Что же до офицеров более низких рангов, тактического звена — немцам, возможно, даже хорошую службу сослужили версальские ограничения, когда их Рейхсвер был стиснут до «смешных» ста тысяч человек — но там не было случайных людей, а все — энтузиасты военного дела.
И из тех, кто проходил Рейхсвер — ко Второй мировой вырастали гауптманы, лейтенанты, или хотя бы унтерофицеры, и очень толковые.
Таким образом у немцев оказались весьма компетентные (возможно, самые компетентные в мире на тот момент) командиры на всех уровнях.
Именно превосходство в качестве командования — сказалось и во французской компании, где всё-таки военная культура у «антигитлеровцев» и оперативность, адекватность реагирования — прихрамывали.
Тем более они оказались хуже — у РККА, где и физически было меньше опытных командиров, да и с её «набуханием» в предвоенное время — просто большинство людей оказывались на своих должностях без году неделя, не успевали ещё войти в курс и разобраться в своём хозяйстве.
И вот именно сумбур в командовании — видится важнейшей причиной неудач РККА.
Ну, когда те же мехкорпуса то дербанят поротно, то гоняют кругами за «призраками парашютистов», выжигая горючку и расходуя моторесурс — естественно, на эффективность применения рассчитывать не приходится.
И когда подчинённые проникаются убеждением, что начальство само нихрена не понимает, чего творит, а потому творит фигню — естественно, это не способствует повышению боевых качеств.
Но при этом всё равно сам же Солонин отмечает, что некоторые советские части и соединения (дивизионного масштаба) – дрались весьма даже достойно и грамотно.
Он иногда норовит акцентировать, мол, «но эта дивизия состояла преимущественно из рабочих», в смысле, бойцы были сознательные — но, вероятно, дело всё же не столько в бойцах, а в командирах.
И когда командир разумно и хладнокровно выстраивает оборону — она держится.
Но тут другой немаловажный момент: а что должен думать и чувствовать советский комдив в первые дни войны?
Ну вот допустим, он — не враг Советской Власти.
Допустим, он даже верит в мощь своей армии и её окончательную победу, несмотря на временные трудности здесь и сейчас.
Тем не менее, он-то пребывает – именно здесь и сейчас.
И как военный человек — понимает, что в данный момент он находится на острие немецкого удара, и против него действительно работают превосходящие силы противника, и, как ни ерепенься, но они пройдут по нему паровым катком.
Конечно, и при таком сознании — военного человека не должна страшить мысль о смерти, ведь в конце концов — это его долг, и всё такое.
Но всё-таки имеет значение, как он себе представляет посмертную судьбу своего доброго имени и своей семьи.
Одно дело, когда он уверен, что его объявят героем, а семью — окружат почётом и всячески поддержат.
Совсем другое — когда у него есть подозрение, что на него предпочтут повесить всех собак, объявить, что это именно по его вине враг прорвался, а самого — объявить в лучшем случае «пропавшим без вести» (то есть, потенциальным то ли дезертиром, то ли даже перебежчиком). А семью — лишат всяких там «продовольственных аттестатов», а то и вовсе запишут в ЧСИР и упекут в лагеря.
И понятно, что «мёртвые сраму не имут» - но вот и права голоса тоже не имеют.
Между тем как если он выживет — то, дай бог, сумеет как-то замолвить за себя словечко, объяснить, что они дрались, как львы, и сокрушили не меньше половины Вермахта — но вот перед оставшейся половиной всё-таки вынуждены были отойти, тоже героически.
При этом, конечно, отступая — лучше не тащить с собой слишком много уцелевших, скажем, танков, ибо могут возникнуть нехорошие вопросы, вроде: «Какого ж хрена вы бросили позиции, когда у вас столько танков по-прежнему в строю?»
Согласитесь, с учётом специфики отношения советского политического руководства к своей военщине в предвоенные годы – это непростая дилемма для советского генерала: то ли доблестно умереть, выполняя долг, но обречь свою семью на весьма сомнительную участь — то ли как-то вот попробовать спасти свою репутацию, перебазировавшись на «более выгодные оборонительные рубежи».
Вообще же, конечно, в любом значительном явлении — бывает много факторов, много нюансов.
Поэтому простые объяснения — и выглядят однобокими и натянутыми.
«Красная армия готовилась к наступлению, обороняться не умела, поэтому немецкое наступление застало её врасплох и привело к разгрому».
Вермахт — тоже готовился к наступлению, но обороняться при этом — прекрасно умел, поскольку успешное наступление невозможно без хотя бы временного перехода к обороне, и именно в обороне немецкие пехотные дивизии стачивали советские мехкорпуса.
Другое дело, что военная культура и военная подготовка в РККА — в принципе была менее качественной, чем в Вермахте, и это сказалось.
«Советские люди не любили Советскую Власть, поэтому при первой возможности совершенно деморализовались».
Ну а французские солдаты за что свою власть не любили — что брели в плен колоннами прямо с винтовками, которые немцы даже не считали нужным у них отбирать?
Да когда руководство оказывается в замешательстве и творит явную фигню — то не очень даже важны идейные предпочтения солдат, а по-любому они будут «деморализованы», видя, что сейчас покладут животы не за отечество и не за други своя, а просто — не за хрен моржовый.
Re: И-16 - сбивали Bf-109?
Date: 2025-04-06 06:34 pm (UTC)Другой пример: Ил-2 был куда косячней мессера, но провоевал всю войну. И даже в корейской поучаствовал.
Каких "Лавочкиных", ЛаГГ-3 небось?
Date: 2025-04-06 10:58 pm (UTC)Ил-2 это вообще другое, это специализированный штурмовик, очень сильно вооружённый, на встречных курсах его атаковать было категорически нельзя. Да и сзади у него был пулемёт 12,7 мм, он Bf-109 пробивал. Поэтому, для Bf-109 это была опасная цель, его можно было атаковать только сзади со стороны брюха, куда пулемёт стрелять не мог.
А так, каждый самолёт имеет свои недостатки, обычно это плата за какие-то другие достоинства, более важные.